И. С. Тургенев по отцу принадлежал к старинному дворянскому роду. Имена предков писателя встречались в описаниях исторических событий со времен Ивана Грозного. Но постепенно род Тургеневых мельчал и бледнел, теряя одно за другим родовые поместья. Дед писателя служил в гвардии при Екатерине II и после четырнадцатилетней службы ушел в отставку в чине прапорщика. Военным был и отец Тургенева - Сергей Николаевич, родившийся в 1973 г. Семнадцатилетним юношей начал он службу в кавалергардском полку и ко времени встречи со своей будущей женой был в чине поручика.
Неподалеку от его родного имения - села Тургенево, Орловской губернии, Мценского уезда, находилась усадьба Спасское, принадлежавшая богатой помещице Варваре Петровне Лутовиновой. Трудно сложилась судьба этой женщины. Она рано потеряла отца, а отчим, невзлюбивший ее, обращался с нею так жестоко, что она вынуждена была бежать из родительского дома. Немногим легче жилось Варваре Петровне и у дяди ее, Ивана Ивановича Лутовинова, приютившего шестнадцатилетнюю беглянку в Спасском. У него были свои капризы, которым она вынуждена была беспрекословно подчиняться. В Спасском Варвара Петровна, по воле деспотичного старика, жила почти взаперти. Так и прошли ее молодые годы в постоянном одиночестве. Ей было около тридцати лет, когда внезапная смерть Лутовинова сделала ее одной из самых богатых помещиц округи: несколько имений, сто тысяч десятин земли, тысячи душ крепостных крестьян...
Сергей Николаевич Тургенев, бывший в своем полку ремонтером (ремонтер - военный, занимающийся приобретением лошадей для войсковых частей), приехал однажды в Спасское к Варваре Петровне, чтобы купить лошадей из ее завода для полка. Знакомство, начатое с делового визита, закончилось сватовством. Но и сватовство, по-видимому, было вызвано деловыми соображениями.
Варвара Петровна была на шесть лет старше жениха и красотой не блистала. Молодой офицер произвел на Лутовинову неотразимое впечатление. Отец Сергея Николаевича настойчиво советовал ему добиваться руки Варвары Петровны. На предложение Сергея Николаевича Валентина Петровна ответила согласием и, обвенчавшись в феврале 1816 года в Орле, они поселились в собственном городском доме на Борисоглебовской улице. Здесь и родился 28 октября 1818 года будущий писатель. Двумя годами старше его был первенец Тургеневых - Николай.
Вскоре Сергей Николаевич вышел в отставку в чине полковника и переселился с семьей из Орла в Спасское-Лутовиново. Все управление усадьбой Варвара Петровна взяла на себя. Вокруг просторного двухэтажного господского дома были разбиты фруктовые сады, устроены оранжереи, парники, теплицы... Сам основатель Спасского - И.И. Лутовинов уже давно покоился в мавзолее, который был воздвигнут им для себя на старом кладбище незадолго до смерти, а в усадьбе шла своим чередом иная жизнь, со своими радостями и огорчениями, страстями и тревогами, бурями и затишьями. В гостиной по-прежнему, изо дня в день тикали бронзовые часы, шли недели, месяцы, проходили зимы и весны, шли годы. И с каждым годом все шире становился парк - немой свидетель смены поколений. Едва заметные прежде кустики сирени, акаций и жимолости разрослись в сплошные кусты. Длинный спуск к пруду весь зарос орешником, рябиной, терновником, из-под которых выглядывал вереск и папоротник. На всем громадном пространстве парка поразительное разнообразие создавало неуловимые переходы: то словно бы дремучий бор, то тернистые аллеи с песчаными дорожками, та заросли кустарника, то веселые березовые рощицы с овражками и глубокими рвами. Казалось, не было таких пород деревьев, которых бы не нашлось здесь: могучие дубы, купы столетних елей, лиственницы, сосны, липы. В укромных местах - крупные ландыши, земляника, темные головки грибов, голубые цветы цикория. Это был какой-то обособленный мир. И, вспоминая впоследствии, на закате жизни, о ранних годах своего детства, вспоминая, как один из дворовых, восторженный поэт в душе, уводил его в глушь сада читать стихи, Тургенев писал: "Эти деревья, эти зеленые листья, эти высокие травы заслоняли нас от всего отдельного мира, никто не знает, где мы, а с нами поэзия, мы проникались, мы упивались ею..."
Мальчик любил забираться в самые отдаленные уголки парка, уходить на пруд, которым заканчивался Спасский сад. В пруду водилось много рыбы: караси, гольцы, пескари. Он забавлялся здесь кормлением их, бросал им хлебный мякиш, распаренные зерна ржи и пшеницы. В ненастные дни он скучал, жалея, что не удастся побывать на пруду. Уже лет с семи он научился ловить птицу западней, сеткой. Птицы в изобилии водились а Спасском саду.
Лесники и охотники Спасского, приметив интерес мальчугана к охоте, рассказывали ему о жизни пернатых, о перелете птиц, о повадках бекасов, перепелок, куропаток. В погожие дни они брали его с собой в лес и на болото, научили стрелять из ружья. Так зародилась в нем страсть к охоте, рано сблизившая его с людьми из народа и помогавшая ему воочию наблюдать тяжелую крестьянскую жизнь. Но любовь мальчика к природе, к родному Спасскому была отравлена рано пробудившимся сознанием того, что существование всех окружающих подчинено почему-то дикому произволу, капризам и прихотям необузданно властных родителей. Ему запомнилось, как расправился однажды отец с гувернером-немцем, осмелившимся дернуть за вихор Николая, когда мальчик вывел его из терпения шалостями и непослушанием. В эту-то минуту и появился наверху в дверях классной комнаты Сергей Николаевич. Он схватил гувернера за шиворот, подтащил к лестнице и сбросил его в лестничный пролет, крикнув слугам, чтобы они тотчас собрали все вещи немца и вывезли из имения. Но обычно отец был замкнут, холоден и сдержан. С жадностью ловили дети те редкие минуты, когда он проявлял к ним хотя бы мимолетную нежность или видимость участия. Будущность детей не слишком волновала его. Более всего он был занят собою, заботами о своих удовольствиях и покое.
Воспитанием сыновей занималась Варвара Петровна. Горести, выпавшие на ее долю в детстве и юности, отразились на ее характере. Она вся был словно соткана из противоречий. По отношению к детям была порой беспокойной, заботливой и даже сентиментально нежной, но это не мешало ей тиранить их, наказывать по всякому поводу, за любую мелочь.
- Мне нечем помянуть моего детство, - говорил позднее Тургенев, - ни одного светлого воспоминания. Матери я боялся, как огня. Редкий день проходил без розог; когда я отваживался спросить, за что меня наказывали, мать категорически заявляла: "тебе об этом лучше знать, догадайся..." Если к своим детям так сурова была Варвара Петровна, то жестокость ее по отношению к крепостным не знала границ. Одно имя барыни наводило ужас на дворовых людей. Их постоянно секли розгами на конюшнях, подвергали издевательствам, ссылали в дальние деревни, отрывая от семьи, от близких.
Детские и юношеские воспоминания о жизни в Спасском глубоко запали в душу Тургеневу и нашли потом отражение во многих его рассказах, повестях и романах. - Моя биография, - сказал он однажды, - в моих произведениях. Портретные черты Варвары Петровны легко различимы в характере барыни в "Муму", и образе Глафиры Петровны из "Дворянского гнезда", и в описании бабушки в "Пунине и Бабурине". Странно уживалось в Варваре Петровне бессердечие к подвластным ей крестьянам с любовью к театру, живописи, литературе и даже цветам.
По вечерам в зале главного дома, где были устроены сцена и хоры, ставились домашние спектакли, участниками которых были крепостные актеры, музыканты, танцоры и певчие. Иногда представления давались в саду. Смутно вспоминались впоследствии Тургеневу театральные подмостки в парке под деревьями, где в дни его детства разыгрывались пьесы для гостей при свете плошек и разноцветных фонариков.
Комментариев нет:
Отправить комментарий